Том 6. Вокруг света на «Коршуне» - Страница 33

К оглавлению

33

— Ишь, какой вы счастливец, — проговорил батюшка.

— Вам не надо ли чего? Не приказать ли подать чаю?

Но батюшка замахал руками.

— Не надо мне ничего… Какой чай… Служитель божий страждет, а вы, словно бы в издевку над ним, предлагаете чай, когда на свет божий тошно смотреть… Нехорошо, Владимир Николаевич! — раздраженно говорил батюшка.

— Честное слово, батюшка, я и не думал издеваться… Я сам вчера страдал… Я понимаю…

Но батюшка застонал, и Володя вышел из каюты.

В палубе почти не видно было лежащих матросов, и лица у всех не были бледные, как вчера.

— Ну, а ты, Рябов, как, брат, сегодня? — окликнул Ашанин Ворсуньку, выходившего из каюты артиллериста.

— А вы уж изволили встать? А я только что хотел вас побудить… Да как же, барин, у вас сапоги не чищены… и платье тоже… Я утром рано заходил, так боялся обеспокоить… И поп стонет…

— Не беда… Ты лучше скажи, рвет тебя с души, как ты вчера говорил, или нет?

— Самую малость, барин…

— Меня нисколько, брат! — весело говорил Володя.

— Дай вам бог… Бог даст, и у меня отойдет… Сегодня по крайности хоть на свет божий глядеть можно, а вчера…

— Вчера, брат, и меня укачало… Хотел вовсе службу бросать! засмеялся Володя.

— Уйтить только некуда, барин… Кругом море…

Володя вошел в гардемаринскую каюту. Там уже пили чай.

— Ну, что, Ашанин, ожили? — встретили его со всех сторон вопросами молодые люди.

— Ожил, а вы, господа, как?

— Вчера все как есть в лоск лежали, — заметил курчавый, красивый брюнет Иволгин.

— И собирались в отставку?

— Собирались! — рассмеялся Иволгин. — Разве и вы тоже?

— Я сбежать даже собирался.

— Ну, а теперь вас нисколько не укачивает? — допрашивал Иволгин.

— Нисколько!

— Ни капельки?

— Ни капельки!

— Вы не хвастаете?

— Честное слово.

— Счастливец! Меня все еще чуть-чуть мутит… Зато наверху нисколько.

— И меня нисколько не укачивает! — заметил плотный, здоровый рыжий молодой человек.

— Еще бы такого быка, как ты, укачать. И то удивительно, что вчера тебя свалило.

— А вот бедный наш Кошкин так и сегодня еще в антимонии находится, заметил рыжий юноша. — Еще бы: зачем он такой спичка!

— Не всем быть таким быком, как ты… И фамилия-то у тебя такая: Быков! — раздался с койки раздраженный голос.

— А знатно трепало вчера, господа.

— А как сегодня? — спросил Володя.

— Валяет порядочно, но куда легче…

Володя не без некоторого страха пил чай и уписывал черствые булки с маслом и сухари.

А что как после еды его снова укачает?

Но голод давал себя знать, и Володя удовлетворил по возможности свой волчий аппетит, рассчитывая сегодня поплотнее пообедать.

За пять минут до восьми он вышел наверх и сегодня не только без всякого страха смотрел вокруг, а с каким-то вызывающим чувством, словно бы и он принимал участие в победе над вчерашним штормом.

Море еще бушевало. По-прежнему оно катило свои седые волны, которые нападали на корвет, но сила их как будто уменьшилась. Море издали не казалось одной сплошной пеной, и водяная пыль не стояла над ним. Оно рокотало, все еще грозное, но не гудело с ревом беснующегося стихийного зверя.

Ветер уж не ревел, срывая гребни волн, с яростью бури и не раздражался бешеными порывами, а, свежий, очень даже свежий, дул ровно, с одинаковой силой, далеко не доходя до силы шторма.

И «Коршун», пользуясь попутным ветром, несся, весь вздрагивая и раскачиваясь, в бакшаг узлов по десяти, по двенадцати в час, под марселями в два рифа, фоком и гротом, легко и свободно перепрыгивая с волны на волну. И сегодня уж он не имел того оголенного вида, что вчера, когда штормовал с оголенными куцыми мачтами. Стеньги были подняты, и, стройный, красивый и изящный, он смело и властно рассекал волны Немецкого моря.

Горизонт был чист, и на нем то и дело показывались белеющие пятна парусов или дымки пароходов. Солнце, яркое, но не греющее, холодно смотрело с высоты неба, по которому бегали перистые облака, и доставляло большое удовольствие старому штурману Степану Ильичу, который уже брал высоты, чтобы иметь, наконец, после нескольких дней без наблюдений, точное место, то есть знать широту и долготу, в которой находится корвет.

И все лица словно просветлели. И когда в восемь часов утра вышел к подъему флага капитан, все с каким-то безмолвным почтением взглядывали на него, словно бы понимая, что он — победитель вчерашнего жестокого шторма.

Глава пятая
Спасение погибающих

I

Хотя на баке еще сильно «поддавало» и нос корвета то стремительно опускался, то вскакивал наверх, тем не менее Ашанин чувствовал себя отлично и окончательно успокоился. Бодрый и веселый, стоял он на вахте и словно бы гордился, что его нисколько не укачивает, как и старого боцмана Федотова и других матросов, бывших на баке.

Увидав Бастрюкова, который по обыкновению, стоя на вахте, не оставался без работы, а плел мат и мурлыкал себе под нос какую-то песенку, Володя подошел к нему и поздоровался.

— Здравия желаю, барин, — весело приветствовал его Бастрюков. — Хорошо ли почивали?

— Отлично, брат.

— Вчерась-то вас не видно было; верно укачало… Ну, да и качка же была. Мало кого не тронуло, особливо кто здесь не бывал.

— А тебя вчера укачало?

— Меня не берет, барин… Нутренность, значит, привыкла, а как первый раз был в этом самом Немецком море, так с ног свалило. Через силу вахту справлял.

33