И Андрей Николаевич так убедительно и так мягко просил, что Володя, наконец, уступил и проговорил:
— Извольте, Андрей Николаевич. Ради вас я готов первый извиниться…
— Вот спасибо, голубчик! Вот это по-товарищески!
И, просиявший, он крепко пожал руку Ашанина.
— Но только я извинюсь, так сказать, формально, а в сущности я все-таки не могу уважать Первушина…
— Это ваше дело. Быть может, многие его не уважают… Но только не следует показывать этого… Бог с ним. Он, вероятно, и сам понимает, что не ко двору у нас, и, может быть, уйдет… А пока не надо ссор… не надо…
Через полчаса после того, как Андрей Николаевич поговорил наедине и с Первушиным, Володя извинился перед ревизором и тот перед Ашаниным. Они пожали друг другу руки, хотя оба в душе остались непримиренными. Но зато Андрей Николаевич сиял и, вернувшись в свою каюту, изорвал на мелкие кусочки рапорт и бросил их в иллюминатор.
С этого дня Володя стал пользоваться особенным расположением Андрея Николаевича.
Двойка уже с четверть часа как дожидалась у борта, и доктор с Володей, наконец, уехали на берег.
Небольшая двуместная коляска, заказанная еще накануне в гостинице, запряженная парой небольших, крепких лошадок, дожидалась у пристани.
К некоторому изумлению доктора и Ашанина, на козлах сидел весьма приличный господин пожилых лет — по наружности англичанин или американец — в цилиндре на голове и с сигарою в зубах.
— Странный кучер! — проговорил Ашанин.
И, сомневаясь, за ними ли приехал экипаж, он по-английски спросил:
— Вы за нами приехали?
— Да, за двумя русскими офицерами, если только вы, господа, заказывали экипаж, — проговорил кучер, слегка кивнув головой.
В эту минуту к коляске подошел какой-то господин, по-видимому капитан купеческого судна, и, протягивая руку кучеру, проговорил:
— Доброго утра, капитан. Как дела?
— Доброго утра. Ничего себе…
Когда седоки хотели было садиться, этот кучер, которого называли капитаном, сказал:
— Извините, господа… Я не люблю недоразумений. Условия вам известны?
— Нет, — отвечал доктор.
— Экий дурак этот Лагранж. Так и видно, что француз! — засмеялся кучер и спросил: — Вы ведь берете экипаж на целый день?
— Да.
— Так, приблизительно, часов до семи вечера? Позже — темно ездить, особенно за городом.
— Пожалуй, до семи часов.
— Так я беру за это десять долларов. Согласны?
— С большим удовольствием.
— Ну, значит, дело в порядке. Садитесь, и куда прикажете вас везти: прямо за город, в ущелье или сперва хотите покататься по городу?..
— Прежде по городу.
Кучер тронул вожжами, и коляска покатилась по усыпанной песком шоссированной набережной, на которой были красивые европейские дома, окруженные садами, несколько магазинов, отелей и церковь и здание парламента.
— Это лучшая часть города, — говорил кучер, указывая бичом на дома, здесь живут консулы и более или менее богатые европейцы. Впрочем, и канаки нынче строят порядочные дома и перебираются из своих лачуг! — прибавил он.
— А где дворец короля?
— Немного подальше, в гору… Хотите взглянуть? Ничего интересного… Самый обыкновенный дом, каких много в С.-Франциско, если вы там были.
Доктор и Володя решили не смотреть дворца, тем более что завтра придется быть в нем и, проехав всю набережную, просили ехать в город, где живут канаки.
Коляска катилась по роскошным аллеям, усаженным тропическими деревьями, и по бокам этих аллей ютились в листве бананов маленькие белые дома, крытые зеленью тех же бананов. Около домиков были садики, огороды и маленькие полянки, засеянные маисом, — совсем деревенский вид.
— Скверно живут эти канаки! — заговорил кучер-капитан. — И страна бедная… Только долины и родят что-нибудь, а горы бесплодны. Впрочем, зато канаки и неприхотливы, довольствуются малым: банан, кокос, маис — больше ему и не нужно… А народ хороший, честный и добрый народ… Вот только виски любят. И то европейцы их научили пить водку… прежде, говорят, они ее не знали… И на правительство жаловаться нельзя: не притесняет и налоги назначает очень маленькие, да и то берет их только с состоятельных людей… И способный народ. Давно ли были дикими, а теперь в парламенте сидят.
— Любопытно было бы побывать в парламенте у канаков. Теперь есть у них заседания?
— Нет, парламент закрыт! — сообщил капитан.
— А нельзя ли побывать у них в домах? — спросил Володя.
— Конечно, можно… В любой заедем.
Кучер остановил коляску, окликнул по-канацки, и через минуту вышел молодой канак и знаками попросил в дом.
Там наши туристы были встречены целой семьей темнокожих хозяев: мужчинами, женщинами и детьми, и приняты самым радушным образом. Тотчас же на столе появились бананы и апельсины. В большой комнате, пол которой был устлан циновками, было тесно, но относительно чисто; стены были выбелены, кое-какая мебель имела приличный вид. В боковые комнаты, вероятно, спальные, ни доктор, ни Володя не заглядывали.
Посидев несколько минут, они хотели было доставать портмоне, но кучер-капитан остановил их.
— Они не возьмут и обидятся. Лучше купите у них апельсинов и бананов.
Володя так и сделал.
Объехав весь город и побывав в нескольких канацких домиках, наши путешественники позавтракали в гостинице — и кучер уехал завтракать, предупредив, что завтракает час, — и затем поехали за город.
Солнце палило невыносимо. Лошади тихо поднимались в гору.